Приди, полюби незнакомца - Страница 87

В ночном воздухе послышались первые мягкие звуки виолончели, и все прислушались. Ленора старалась ничем не выдать своих чувств. Малкольм смотрел на нее пристально и сурово. Поначалу звуки никак не складывались в стройную мелодию, а потом зазвучала пьеса, которую они с Эштоном любили играть вдвоем. Малкольм беспокойно мерил шагами веранду. Вот он остановился в дальнем ее конце, вглядываясь в ярко освещенную сцену. Ленора немного наклонилась вперед, жадно впитывая музыку, которая пробуждала в ней сладкие воспоминания о Бель Шен и ее хозяине. Музыка наполнила ее сердце непередаваемым блаженством. Но тут вернулся Малкольм, и настроение у нее разом упало.

Он раздраженно посмотрел на Сомертона и скривился в презрительной усмешке.

— Ты что, собираешься слушать это пиликанье? Да это же визг кота, угодившего в капкан. И можно угадать, каким местом.

Роберт щедро отхлебнул.

— Да нет, парень. Это всего лишь кишки, которые они натянули на скрипку вместо струн.

— Это не скрипка, — сухо сказала Ленора, которую весьма раздражали эти грубые шутки.

Отец удивленно воззрился на нее.

— У тебя сегодня что-то с чувством юмора, девочка. Ты что, уже шутки понимать разучилась?

— Да это все тот несчастный хлыщ. Он ее прямо с ума сводит, — оскалился Малкольм. — Она бы хотела сейчас быть там, с ним вместе.

А почему бы и нет? Этот вопрос мелькнул у нее в голове. Она с большой радостью променяла бы кретинские ужимки этих двоих на общество Эштона, который — Ленора могла быть в этом уверена — окружил бы ее любовью и вниманием.

К палатке подошел слуга и обратился к кому-то внутри. Музыка оборвалась; у Леноры замерло сердце: появился Эштон. Он наклонился к жасминовому кусту, сорвал цветок и положил на блюдо. Усевшись напротив, он налил себе вина в серебряный кубок, отхлебнул, кивнул одобрительно. Начался настоящий ужин. Место напротив пустовало. И тут Ленора поняла, что должен был означать сорванный жасмин. Это было приглашение, посланное ей. Как бы ее ни звали — Ленора или Лирин, когда бы она ни пришла к нему — она всегда желанна, ее всегда ждут.

Малкольм, кажется, тоже угадал смысл происходящего и повернулся к Леноре с едва сдерживаемой яростью. Она смело встретила его взгляд и мягко улыбнулась. Тем не менее, когда на веранде появилась Мейган и объявила, что ужин на столе, Ленора возблагодарила судьбу, что удалось избежать выяснения отношений. На протяжении всей трапезы она холила в себе чувство нежности и любви, не обращая никакого внимания на яростные взгляды Малкольма и нахмуренные брови Роберта.

На следующее утро Ленора послала Мейган в столовую извиниться за то, что не может выйти к завтраку, и осталась в постели, любовно перебирая в памяти события вчерашнего вечера. Это, казалось, привело Малкольма в крайнее раздражение, ибо спустя короткое время Ленора услышала, как он, едва сдерживаясь, выскочил из дома, оставив на посту Роберта, чтобы тот следил за влюбленными: Ленора должна оставаться дома, Эштон у себя в палатке. Физически они были разделены, но душой — вместе, ибо в тот самый момент, когда Ленора вышла на верхнюю веранду подышать утренним воздухом, откинулся полог, и из палатки появился Эштон. Он повернулся в сторону дома, и тут как раз она появилась у перил. Какое-то мгновенье они, хоть и не видя, смотрели друг на друга. И каждый знал, что другой здесь, рядом. Даже на таком расстоянии Ленора чувствовала, что Эштон ласкает ее взглядом, и сама восхищенно смотрела на него. На нем были только плавки, он демонстрировал все свое мужское великолепие. Эштон возвышался, как бронзовокожий Аполлон, и Ленора почувствовала, как щеки ее вспыхивают. Чего не было видно, то дополняла память. Волосы на груди, спускаясь вниз, вытягивались в полоску, ведущую к животу, плоскому и твердому. Это она хорошо знала. Ноги у Эштона были длинные, стройные, мускулистые, как и торс.

Она почувствовала, как все тело охватывает знакомая истома. Интересно, а он тоскует по ней? Было видно, как Эштон взял со спинки металлического стула большое полотенце, перекинул его через плечо и широко зашагал к берегу, где лениво набегали одна на другую волны. Ленора завороженно следила за ним. Бросив полотенце у самой кромки, Эштон вошел в воду. Окунувшись, он сделал шаг, другой и нырнул. Не стараясь выдерживать направления, Эштон бешено колотил руками по воде. Ленора почти физически ощущала, что он ищет способ хоть как-то разрядиться. У нее самой болело где-то внизу живота, и можно было только мечтать, чтобы таким вот образом, как он, дать выход своим чувствам. Но вместо этого ей приходилось просто подавлять страсть и желание и надеяться, что придет время, и Малкольм заменит ей Эштона.

Она потерла бровь, словно стараясь пробить брешь в стене, за которой укрылась ее память, и заглянуть в нее поглубже. Вот если бы удалось найти нишу, в которой скрывается Эштон, вспомнить что-нибудь дорогое... Но, едва подумав об этом, она поняла, что все бесполезно. Он принадлежал настоящему, в том далеком прошлом его не было.

Солнце палило, и в сознании у нее постепенно соткался мираж. Она где-то далеко на берегу, залитом солнцем. Девочка с каштановыми волосами играет в песке. Это она. Или Лирин? Далеко она разглядеть не могла, словно тоннель, сквозь который она смотрела, был слишком короток. Однако Ленора точно знала, что ей приходилось играть с этой девочкой, которая так на нее похожа. Дети, пожалуй, лет шести, смеялись и визжали, гоняясь друг за другом. Тут откуда-то издали донесся женский голос:

— Ленора!

Девочка повернулась и прикрыла от солнца глаза.