— Так вы говорите, что вернулись только в четыре? — спросил шериф Коти и почесал подбородок. — Тогда возникает вопрос: когда же было совершено преступление? Выходит, Мэри убили где-то в другом месте, а потом перенесли тело в лодку.
Собравшись с духом, Ленора спросила:
— А вы не скажете мне, как именно убили Мэри?
— Задушили, — кратко ответил Шериф. — Да так сильно вцепились в горло, что сломали шейные позвонки.
Внезапно почувствовав слабость, Ленора опустилась на ближайший стул и прижала дрожащие руки к вискам. Теперь она лишь кратко отвечала на вопросы шерифа, который заверил ее в конце, что не пожалеет усилий, чтобы разыскать убийцу. Шериф Коти ушел, и Ленора едва доплелась до кровати, где и оставалась почти весь день; от слабости она голову от подушки оторвать не могла.
Кладбище было маленьким и даже в разгар лета выглядело мрачным и запущенным. Одетая в черное, Ленора, казалось, неразличимо сливается со всеми остальными в траурной процессии. Щеки ее побледнели, а из-за темных кругов глаза казались еще больше. Она сидела в ландо с отцом, ожидая появления священника и не желая без нужды выходить на такую жару. Небольшая доза нюхательной соли немного прояснила сознание и подавила тошноту; во всяком случае, теперь она могла безбоязненно выйти из экипажа. Отец подвел ее к могиле, рядом с которой стоял Малкольм. Тщательно избегая смотреть на яму, куда был опущен гроб, Ленора подняла взгляд на людей, сгрудившихся на другой стороне могилы. Знакомых лиц, кроме шерифа и его помощника, не было. Поскольку слухи здесь распространяются быстро, Ленора была уверена, что многие пришли просто из любопытства. Позади и немного правее членов семьи стояли Мейган и кучер. Их сдавленные рыдания усугубляли траурное настроение. Ленора сочувственно посмотрела на эту пару, взгляд ее скользнул дальше, и она с изумлением обнаружила, что неподалеку стоит коротконогий черноволосый человечек с заплаканными глазами.
— Мистер Тич! — Она чуть слышно выговорила это имя, но Малкольм все-таки расслышал и вопросительно взглянул на нее.
— Ты что-то сказала, дорогая?
Она незаметно кивнула в сторону коротышки.
— Я просто не ожидала увидеть здесь этого человека. Вот и все.
Малкольм обернулся и, удивленно подняв бровь, снисходительно бросил:
— А-а, мистер Тич.
— А вы что, знакомы с ним? — удивленно спросила Ленора. Она не могла припомнить, чтобы упоминала имя этого человека и связанную с ним историю.
— Сплетников в Билокси не меньше, чем в Натчезе, да и где угодно. Мне приходилось о нем слышать и, если он оказался хоть в одной таверне, где до него побывал твой отец, уверен, что о нас ему все известно. Может, ты и не знаешь, дорогая, но нам тут все перемывают косточки. Особенно когда у порога околачивается сам великий Эштон Уингейт... — Малкольм замолк, глядя куда-то поверх голов. В темных глазах его появился металлический блеск, на скулах заиграли желваки. — А вот и он сам, этот дьявол.
Ленора оглянулась, гадая, кто это так резко испортил ему настроение; сердце ее забилось при виде того, кто ее настроение может только поднять. Эштон! Само это имя мелодичным звоном отдалось в голове и как бы придало силы для того, что ей предстояло.
Твердые губы Эштона сложились в едва заметную улыбку, и он вежливо прикоснулся к своей шляпе, приветствуя их. И тут же глаза его, встретившись с ее глазами, потеплели. Непроизнесенные слова любви повисли в воздухе, в ожидании, пока она подхватит их и донесет до сердца. И они не растворились в воздухе, Ленора услышала их.
Теперь, когда его увидели и он уже больше не мог наблюдать незаметно, Эштон перешел на другое место и стал у края могилы, где, как он надеялся, его присутствие не будет давать покоя Малкольму. Отсюда он также мог наблюдать за Лирин... или, если ей так этого хочется, за Ленорой. Если она настаивает на этом имени, с его стороны это не будет означать никакой уступки, разве что временный компромисс, пока дело не прояснится. В его сердце она все еще оставалась Лирин, а если выяснится, что это не так, что ж, ему останется лишь с достоинством признать свою неправоту. Но Лирин ее зовут или Ленорой, он знал, что любит эту женщину, ибо память об отдаленном прошлом заглушалась более близкими воспоминаниями, общими для обоих.
В свою очередь Ленора незаметно наблюдала за Эштоном, любуясь его великолепной фигурой. На нем был угольно-черный пиджак, светло-серый галстук и примерно того же оттенка брюки в полоску. Рубашка, как всегда, была отменно накрахмалена, из-под узких брюк выглядывали до глянца начищенные черные ботинки. Солнце покрыло его кожу бронзовым загаром, и на этом фоне карие глаза, опушенные черными ресницами, казалось, излучали собственный свет. И этот свет передался ей, когда их взгляды снова встретились.
Небольшая группа людей застыла в скорбном молчании, когда священник бросил на гроб горсть земли и произнес:
— Прах возвращается во прах...
Ленора смахнула слезы, струившиеся по щекам, и судорожно вздохнула. С подавленным рыданием Мейган повернулась к кучеру, который плакал, не переставая. Роберт Сомертон потянулся к пиджаку и, вынув из кармана фляжку, надолго припал к ней. Малкольм не замечал ничего вокруг, не отрывая взгляда от Эштона. Бросив быстрый взгляд через плечо, Малкольм заметил, что Эштон направляется к мистеру Тичу, и если он и испытал некоторое облегчение, то выразилось оно только в том, что его тяжелые плечи несколько обмякли.
— Доброе утро, мистер Тич, — Эштон мрачно кивнул коротышке. Затем, отвернувшись, он поднял голову и посмотрел на низкие тяжелые облака. — Подходящий день для похорон, а?