Мейган широко улыбнулась.
— Это чудесное платье, мэм, в нем вы будете прямо как невеста.
Ленора резко повернула голову, словно озаренная неожиданной мыслью. Увидела ли она вокруг смеющиеся лица и среди них — Малкольма Синклера, выглядящего в точности как жених, принимающий поздравления?
Неожиданно задрожав, Ленора опустилась на стул, стараясь разобраться, что же ей привиделось? Она — невеста? А Малкольм — действительно жених?
В голове роилось множество вопросов, но ясных ответов Ленора на них найти не могла. С момента, когда она появилась в этом доме, видений, или, надо надеяться, реальных картин прошлого, стало больше. Иные из них были смутны и фрагментарны, другие — более законченны. Ее по-настоящему огорчало то, что они расходились с тем, чего хотело ее сердце. Малкольм то и дело возникал в ее памяти, но Эштону там места пока не находилось.
Ленора печально опустила голову на руки, стараясь прогнать воспоминания. Эштон никак не возникал в картинах ее прошлого, и это повергало ее в отчаяние, лишая всяких надежд на благополучный исход болезни. Умом она понимала, что надо считаться с действительностью, но сердце упорно отказывалось признавать ее. Часы, проведенные с Эштоном, издали казались еще слаще.
— Мэм, — Мейган погладила ее по плечу. — Может, вам что-нибудь нужно?
Ленора устало вздохнула.
— Право, не знаю. Мне что-то нездоровится весь день.
— Так полежите немного, мэм, — сказала служанка. — Я намочу полотенце, может, полегчает.
— А разве не надо переодеваться к ужину? — Ленора еще туже стянула полотенце на груди, не чувствуя в себе никаких сил переодеться.
— Да некуда торопиться, мэм. Прилягте, укройтесь одеялом, и все пройдет. Ведь такая долгая дорога была из Натчеза, надо немного поспать.
Решив последовать совету, Ленора растянулась на кровати. Простыни были прохладные и надушенные, и вскоре, укрывшись теплым пуховым одеялом, Ленора погрузилась в дрему. Какое-то время она пребывала на границе сна и реальности, все более покрывавшейся туманной дымкой. Набегали смутные картины, и она свободно переплывала от одной к другой, а потом медленно, почти неощутимо, над ней сомкнулся шатер и весь засветился, словно пронизанный солнечными лучами. Приблизилась какая-то фигура, поначалу темная и неясная, видно было только, что плечи широкие; тут сердце у нее подпрыгнуло, ибо в фокусе оказалось загорелое лицо Эштона. Он наклонился и поцеловал ее в обнаженную грудь, но вблизи черты лица снова расплылись и переменились. Над губами возникла ниточка усов, и Ленора уловила участливый взгляд Малкольма Синклера. Стены шатра воспламенились, и, чувствуя, как к ней тянутся хищные языки огня, Ленора в ужасе заметалась. Затем из самого сердца огня появились какие-то фигуры и сгрудились вокруг нее, мешая дышать. Куда бы она ни повернулась, повсюду видела глумливые улыбки. Поднимались бокалы, словно праздновалось ее нисхождение в кипящий ад... И только один человек оставался в стороне. Он походил на испуганного хорька, мечущегося в поисках убежища, и украдкой все ближе и ближе подвигался к ней. Внезапно только этот человек перед ней и остался, и его беззвучный крик пронзил болью ее мозг.
Порывисто вздохнув, Ленора проснулась, не соображая, где она находится, и все еще пребывая на грани яви и кошмара. В любой момент, казалось ей, искаженное лицо может возникнуть в какой-нибудь щели, в каком-нибудь потаенном уголке этой комнаты и, обегая ее взглядом, она чувствовала, как от страха сжимается сердце. Прямо у постели мелькнула какая-то тень, и она не сразу сообразила, что это Мейган. Участливо глядя на Ленору, она пригладила спутавшиеся волосы и отбросила их со лба.
— Вы метались, мэм, и говорили что-то, словно у вас был дурной сон. Мне кажется, у вас лихорадка.
Все еще не вполне опомнившись, Ленора тревожно огляделась.
— Тут кто-нибудь есть еще?
— Только вы и я, мэм, — удивленно откликнулась Мейган. — Больше никого.
С потрескавшихся губ Леноры сорвался порывистый вздох, и она откинулась на подушки.
— Да, наверное, что-то приснилось.
— Конечно, мэм. — Мейган сменила ей влажный платок на лбу. — Вы бы лучше еще отдохнули, а когда придет время ужинать, я вас разбужу. Если к тому времени вам не станет лучше, я скажу вашему отцу, что вы не можете спуститься.
— Я устала, — призналась Ленора.
— Конечно, конечно, да и что здесь удивительного.
Ленора вздохнула и снова погрузилась в сон. На сей раз он был спокойнее, лишь порой все смешивалось, раздавались приглушенные голоса, слышались отрывистые ругательства, сдавленное женское рыдание и неразборчивая декламация пьяного поэта.
Ленора рывком села в кровати, пытаясь понять, где она. Потом память вернулась, она встала и надела приготовленное Мейган платье. Открыв дверь, она выскользнула в коридор и спустилась по лестнице.
Через открытые окна врывалась миллионноголосая какофония ночи, в которой выделялся низкий гул набегающей океанской волны. Застекленные двери гостиной были широко распахнуты, открывая доступ освежающему ветерку. Ленора, приближаясь к комнате, почувствовала вдруг, что вся дрожит от холода. Лихорадка еще не прошла, и предметы расплывались перед глазами, но Мейган постаралась, приведя в порядок ее волосы, так что подавленное состояние не так бросалось в глаза. От температуры щеки и глаза разгорелись, а голубое платье удачно оттеняло матовую кожу.
Остановившись в холле рядом с дверью, ведущей в гостиную, Ленора услышала чуть приглушенный голос отца:
— Чего это ты разворчался? Разве я плохо поработал? Бард считает, что все в порядке. Отец, знающий собственное дитя, — хороший отец.