Спустившись вниз и услышав из гостиной негромкую мелодию, Лирин приободрилась. Эштон играет на виолончели, а это значит, что ей не грозят эти взгляды, от которых слабеют ноги, и якобы случайные прикосновения. Пока он играет, можно спокойно наблюдать за ним.
Комната мягко освещалась язычками, плясавшими на кончиках свечей. В камине весело трещали дрова, добавляя гостиной света и тепла. За окнами молнии по-прежнему яростно расчеркивали небо. Завывал ветер, все время менявший направление. Под его порывами клонились стволы деревьев, а ветки кустов царапали стены. Эштон сидел спиной к двери. Беззвучно приближаясь, Лирин только на него и смотрела. Даже сзади было видно, что одет он безупречно, что, впрочем, было неудивительно. У него был особый вкус в одежде — костюмы всегда были модными и сидели на нем как влитые. Вот как этот голубой пиджак. Сшит он безукоризненно, мягкими линиями спускался от широких плеч к узкой талии и нигде не морщил. Дело, впрочем, не просто в костюмах. Такая уж у Эштона фигура — высокий рост, мускулистая грудь, — что даже в поношенных бриджах, которые он надевал, отправляясь в конюшню, выглядел он великолепно.
Стараясь не помешать ему, она пошла вовсе уж на цыпочках, но, едва приблизилась, музыка оборвалась, и Эштон поднялся. Отставив инструмент, он с широкой улыбкой двинулся ей навстречу. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы оценить ее ослепительную красоту. Взяв Лирин за руки, Эштон наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение его языка. Такого вольного поведения в присутствии дам она не ожидала. Лирин резко подалась назад.
— Ваша бабушка будет шокирована, — тяжело дыша, произнесла она.
Не отрывая от нее глаз, Эштон слегка улыбнулся:
— Интересно, мадам, каким это образом, если ее здесь нет?
— Нет? — Она поспешно перевела взгляд в сторону двух кресел, где обычно сидели дамы, а затем на его ухмыляющееся лицо. — А где же?..
— Их с тетей Дженни пригласил к ужину сосед. — Эштон слегка передернул плечами. — Нас тоже приглашали, но я отказался.
— Выходит... — Лирин обеспокоенно огляделась. В этот момент ослепительно вспыхнула молния, обнажив истину. — Выходит, мы одни в доме?
— Если не считать слуг. — Он удивленно поднял брови. — А что, это беспокоит вас, дорогая?
Лирин неуверенно кивнула.
— Вы очень коварны, мистер Уингейт.
Эштон рассмеялся и, взяв ее под руку, подвел к буфету, где в пламени свечей сверкали хрустальные графины. Он плеснул немного шерри, добавил воды и протянул ей бокал.
— И что же, вы полагаете, я собираюсь предпринять?
Лирин сделала маленький глоток, глубоко вздохнула и ответила:
— Мне кажется, вы собираетесь соблазнить меня.
Эштон саркастически улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
— Разница между искушением и насилием, любовь моя, заключается в одном лишь слове — «нет». Вам никто не мешает его произнести.
Лирин не нашлась, что ответить. Это слово слишком напоминало другое — «берегись»! — а оно постепенно утрачивало вкус, превращаясь в сухарь, от которого не получаешь никакого удовольствия. Слово и впрямь простое, но произнести его становится все труднее.
Эштон перевел взгляд вниз, туда, где были видна округлость полной груди, и у Лирин захватило дух. Он наклонился и поцеловал ее в обнаженное плечо. Сердце тревожно забилось.
— Вы сегодня необыкновенно аппетитны, мадам... просто прелесть. — Он слегка коснулся ее кожи губами, что заставило ее порывисто вздохнуть. Кровь бешено запульсировала в венах. Он улыбнулся, глядя на ее растерянный вид, и заметил, что бледная кожа на груди заалела.
— Одного раза мало, — пробормотал он и наклонился еще ниже, примеряясь к соблазнительной округлости.
— Эштон! — вскрикнула она, прижимая руки к груди и едва сдерживая дыхание. — Слуги!
Эштон усмехнулся, и, проявив настойчивость, запечатлел более полноценный поцелуй на ее виске. Он был чрезвычайно удовлетворен тем фактом, что она его не оттолкнула.
— Любовь моя, я так изголодался, что уж ни на что не обращаю внимания. Мне так хочется отвезти вас в Новый Орлеан, в ту самую комнату, где мы когда-то любили друг друга и где были вдвоем.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь. Эштон и Лирин отскочили друг от друга, и в тот самый момент в столовую, отдуваясь, вошла Уиллабелл.
— Боже мой, еще чуть-чуть, и ветер сдует весь дом. — Хихикнув, она покачала головой. — Пожалуй, мистера Тича прямо вдует в Натчез. Давненько он не оказывался под таким душем. Напрасно он не забрался в фургон. Хотела бы я на него поглядеть. Ну да поделом ему. Ишь ты, решил, что наша хозяйка, это какая-то белая шваль. Уж вы проучили его, хозяин. Да, сэр!
От души рассмеявшись, экономка обернулась и критически осмотрела стол. Передвинув один из приборов поближе к центру, она удовлетворенно кивнула и поспешно вышла. Тут же появился Уиллис и торжественно объявил, что кушать подано. Эштон подал руку молодой жене и проводил ее к новому месту, только что приготовленному Уиллабелл. Отсюда Лирин вся была видна ему. Подведя к стулу, Эштон нежно пощекотал ее. Она вопросительно оглянулась, и на целую вечность они впились взглядами друг в друга.
Эштон был не из тех, кто упускает такие возможности. Он снова нашел ее губы. Подняв ее подбородок, он заглянул в прозрачную глубину изумрудных глаз. Лирин чувствовала, что взгляд этот завораживает ее, и она почти не обратила внимания на то, что пальцы Эштона скользнули от шеи к ключице и дальше, ниже. Губы его тоже поползли вниз. Она тяжело задышала, голова пошла кругом. Он нежно положил руку ей на грудь, и это прикосновение так обожгло ее, что она сразу опомнилась. Вся дрожа, она отстранилась и опустилась на стул. Он тоже. Глаза их встретились. Слова вертелись у нее на языке, но она не могла произнести их, не могла попросить, чтобы он не торопился. Она жаждала любви, но все происходило слишком быстро. Как сказать, что хорошо, что плохо, когда сама твердо не знаешь, кто ты такая?