Приди, полюби незнакомца - Страница 120

120

Эдвард Гейтлинг удивленно взглянул на нее и тут же угрюмо нахмурился. Неохотно кивнув, он поставил бокал на стол и пошел к двери. По дороге он остановился, бросил на нее долгий взгляд и вышел. Она слышала, как он тяжело поднимается по лестнице. Вскоре тишину дома нарушил звук громко хлопнувшей двери.

Теперь стало совсем тихо, и, оставшись в одиночестве, Ленора подняла взгляд на портрет, думая о человеке, который на самом деле был ее отцом. Если видения, возникавшие в ее памяти, соответствовали действительности, этот человек был по-настоящему привязан к своим дочерям. Эштон тоже будет таким, мечтательно подумала она. Он будет хорошим отцом. Он такой ласковый. Почему ее сестра примирилась со своей участью и не стала бороться за жизнь, за счастье жить с таким человеком?

Ленора встряхнула головой, стараясь прогнать преследующую ее мысль, но ничего не получалось. Разве у нее есть право занять место сестры? Отнять его любовь к другой и присвоить ее? Но, уверяла она себя, неважно, кто она, Ленора или Лирин, Эштон все равно будет любить ее. Однако так ли это? Может, все дело в том, что, когда мечта его рухнула, он готов поверить чему угодно, тем более что они с сестрой так похожи? А она воспользовалась его любовью к сестре, чтобы избавиться от гнетущего одиночества и пустоты. Она едва подавила тяжелый стон. Навалилось огромное чувство вины. Эдвард Гейтлинг нашел ей имя. Содержанка! Любовница мужа сестры! Прелюбодейка!

Ленора почувствовала, как мороз пробежал у нее по коже, а в горле застрял тяжелый ком. Правда, теперь, когда выяснилось, что этот седовласый мужчина вовсе не отец ей, можно было надеяться на то, что и она не Ленора. И все же не зря, наверное, в ее отрывочных воспоминаниях возникал Малкольм, свадьба... Голубое платье... гости на свадьбе... сундук...

Ленора вдруг ощутила острую потребность выяснить, что же все-таки в нем находится. Она принялась за поиски стамески и молотка и, преуспев в этом, подхватила пейзажную зарисовку и снова поднялась на чердак. Теперь, в самый разгар дня, духота здесь стала невыносимой, и все же она работала с отчаянной решимостью, не обращая внимания ни на жару, ни на то, что платье липнет к ее потной коже. Наконец замок открылся, и Ленора поспешно откинула крышку. В глаза ей бросился пустой поднос, а память немедленно поставила на него различные предметы. Вспомнила она и платья, сложенные в одно из отделений сундука. Ленора поспешно отодвинула поднос. Тут поток видений резко оборвался. На дне сундука лежали большие камни. Она вглядывалась в них, неожиданно утратив всякую уверенность и совершенно растерявшись. Нагнулась, чтобы приподнять камни, и тут в ноздри ей ударил какой-то неприятный, сладковатый запах. Будто что-то протухло. Она осторожно повернула голову, и глаза ее медленно расширились: на внутренней обивке сундука были темно-бурые пятна.

Ленора в страхе отпрянула и больно ударилась о низкую балку. Чувствуя, как неотвратимо подступает тошнота, она прижала ко рту дрожащую руку. Отвернувшись, чтобы снова ненароком не увидеть то, что только что бросилось ей в глаза, Ленора прислонилась к деревянной перегородке. На коже у нее вдруг выступили мурашки, и она вся задрожала, как на морозе. В голове у нее помутилось, и она крепко зажмурилась, чтобы только не вернулось это страшное видение.

— Нет... нет... — отчаянно простонала она. Но кочерга взметнулась в воздух и с грохотом опустилась. Она съежилась, не желая ничего видеть, но тщетно: страх вполз в ее мозг и целиком поглотил ее. Вокруг было видно только одно — кровь. Ленора вскрикнула, не в силах выдержать этого ужаса, и тут возник силуэт высокого широкоплечего мужчины. Через согнутую руку у него был переброшен темный плащ. Лицо его перекосилось от ярости, глаза полыхали злобой, рот кривился. И это лицо было ей знакомо.

— Малкольм! — выдохнула Ленора, в ужасе тараща глаза.

— Ах ты, сука! — прорычал он.

Ленора попыталась было бежать, но он уже был рядом и, зажав ей руку железными, безжалостными тисками, грубо потянул за волосы, собранные на затылке в большой узел. Он мотал ее голову слева направо, пока в глазах у нее не помутилось, а затем вывернул шею так, что она лишь чудом осталась жива. Голова раскалывалась от боли, но Ленора стиснула зубы и не позволяла себе ни жалобы, ни мольбы.

— Ты убил его! — сказала она сквозь сжатые зубы. — Ты его убил! А потом, чтобы избавиться, запихнул тело в мой сундук.

— Не надо было тебе уходить с ним отсюда, — сказал Малкольм ей почти на ухо. — Я дожидался тебя внизу... ждал, ждал... ждал... пора было отправляться на корабль. Мы собирались в Европу. Но тебя все не было. Тут прибежал кучер и сказал, что кто-то стукнул его по голове и увел экипаж. Я побежал наверх, но тебя тут не было.

— Но откуда ты узнал, куда я ушла?

Малкольм невесело рассмеялся.

— Записка, которую написал тебе этот подонок... ты оставила ее на туалетном столике. Тогда мне стало ясно, кто здесь был и куда он тебя увез... В Натчез, встретиться с его сестрой... чтобы дать тебе доказательство своей правоты... и чтобы, опираясь на твое свидетельство, ее отпустили. — Малкольм презрительно рассмеялся. — Сара! Она тоже не верила мне... но она меня хотя бы любила. А ты была без ума от этого дьявола Уингейта.

— Двоеженец! — Ленора попыталась освободиться от железной хватки, и от этого усилия жилы у нее на шее превратились в настоящие канаты. Но Малкольм дернул ее голову назад и, зажав горло рукой, так надавил на него, что она вынуждена была сдаться, иначе он бы ее просто задушил. Но гнев ее потушить было не так-то просто.

— Убийца!

120