Он выскочил из комнаты, в которой вдруг сделалось душно, и, оказавшись в безопасности, прислонился к стене и глубоко вздохнул. Он никак не мог избавится от страха, что в один прекрасный день Эштон отомстит за все то, что он, Тич, ему сделал.
Тем временем Ленора всячески пыталась побороть брезгливость, которая возникала всякий раз, когда Малкольм прикасался к ее обнаженным плечам. Но тошнотворное чувство не проходило, а наоборот, усиливалось. Марелда перевела разговор на погоду и, наблюдая за тем, как заигрывает Малкольм со своей женой, с увлечением толковала о знаменитых штормах, которые налетали некогда на это побережье. Почти равный по силе шторм бушевал сейчас в ее душе. Она не могла вынести любовного спектакля, который разыгрывался на ее глазах. Эштон тоже без ума от этой потаскушки, а когда она, Марелда, предложила ему бесценный дар — себя самое, он холодно отверг ее, словно она ничего не стоит в его глазах. Она не находила себе места от ревности. Иное дело, что, пытаясь разговорить Малкольма, она в какой-то момент заметила некий оттенок сладострастия в его улыбке — он явно начал проявлять к ней интерес. Мысль, что неплохо бы пококетничать с этим мужчиной, показалась ей привлекательной. Пусть эта гордячка почувствует, каково это, когда тобою пренебрегают ради другой женщины.
— Скажите-ка, мистер Синклер...
— О, к чему эти формальности, -перебил он ее с улыбкой. — Меня зовут Малкольм.
— Ну хорошо, Малкольм, — согласно кивнула Марелда.
— Вот так лучше. Так что вы собирались сказать?
— Я хотела спросить, приходилось ли вам раньше бывать на «Русалке»? — На лице ее появилось зазывное выражение. — Тут есть что посмотреть. Много симпатичных уголков... милых... укромных. Я могла бы, если хотите, показать их вам. И разумеется, миссис Синклер тоже. Я уверена, что Эштон не будет против.
Малкольм вопросительно посмотрел на жену, но Ленора на протяжении всего разговора стояла, вся напрягшись, в надежде, хоть и слабой, что тошнота пройдет. Марелда физически вызывала у нее позывы к рвоте.
— Прошу прощения, Малкольм, но я что-то неважно себя чувствую, — медленно произнесла она. Воздух в комнате был душный и спертый, и ей трудно было делать вид, что все в порядке, когда желудок ее каждую минуту готов был взбунтоваться, особенно после рюмки крепкого вина. Даже Малкольму должно быть понятно, чем вызвана ее бледность. — Но почему бы вам не пойти вдвоем?
Малкольм с охотой согласился. Он ясно видел, что Ленора нездорова, и сомневался, что даже такой человек, как Эштон Уингейт, будет оказывать знаки внимания женщине, которую вот-вот вырвет. Ну а он тем временем хорошо проведет время и, не исключено, заведет новый роман.
Когда Марелда с Малкольмом удалились, Ленора медленно начала прокладывать себе путь в толпе. Она направлялась к ближайшей двери, ей было неважно, куда та вела. Ленора даже голову не осмеливалась повернуть, чтобы найти глазами Эштона, ибо малейшее движение могло вызвать приступ тошноты. Ночной воздух немного освежил ее. Откуда-то издалека донесся смех Марелды, прерываемый громким токованием Малкольма. Ленора пошла в другую сторону.
Эштон смочил носовой платок и медленно пересек зал. Он вышел через ту же дверь, остановился на палубе и прислушался. Ему показалось, что неподалеку мелькнул Хорэс Тич, который явно избегал встречи с ним. Но той, которую он искал, не было видно. Он пошел по палубе, до боли в глазах вглядываясь в места, куда не достигал свет бортовых огней, и в конце концов в самом отдаленном уголке парохода заметил бледное пятно. Это была Ленора. Она стояла, прислонившись к перилам. Он подошел к ней и положил руку на плечо. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на Эштона широко раскрытыми глазами.
— Не волнуйся, все в порядке, — прошептал он.
Совершенно обессилев, Ленора приникла к его сильной груди. Он гладил ее лицо, а она наслаждалась исходящим от него теплом, чувствуя, как неприятные волны, подкатывающие из желудка, постепенно утихают.
— Ну как, лучше? — спросил он спустя несколько минут.
— По-моему, да, — робко кивнула она.
— Хочешь полежать у меня в каюте?
— Нет, нет, Малкольм наверняка разозлится. — Она засмеялась было, но тут же резко оборвала смех, чувствуя, как снова к горлу подступила тошнота. — Он вроде боится, что ты захочешь показать мне убранство своей каюты.
Эштон мягко приподнял ее подбородок и заглянул прямо в глаза. В них отражался лунный свет. Эштона захлестнула волна нежности.
— Ты пил, — сказала Ленора. Запах коньяка был настолько ощутим, что она сама могла почувствовать опьянение. — И больше своей обычной пары рюмок.
— Когда происходит такое, еще и не так запьешь, — криво усмехнулся Эштон.
— А что такое происходит? — Ленора вопросительно посмотрела на него.
— Малкольм, — прерывисто заговорил Эштон, — его руки у тебя на плечах... ваша жизнь с ним в одном доме... а я должен стоять в стороне и наблюдать.
Послышались шаги, они обернулись и увидели Малкольма, который стремительно приближался к ним. Галстук куда-то исчез, жилет и рубашка были расстегнуты, широкая грудь обнажена. Он явно не терял времени даром.
— Что-то подсказало мне, что я вас тут найду. — Шагнув вперед, Малкольм вцепился Эштону в плечо и толкнул его к перилам. — К черту! Оставьте наконец мою жену в покое!
— Это вы оставьте мою жену в покое! — взорвался Эштон, отталкивая руку противника. Сегодня ему изменило обычное хладнокровие.
Малкольм угрожающе помахал кулаком перед носом Эштона.
— Она моя!
— А я говорю — нет, — усмехнулся Эштон, — и, если угодно, мы можем решить спор сегодня же ночью.